24 Hour Party Blog
воскресенье, 26 декабря 2010 г.
The National (ft. Menomena) @ O2 Brixton Academy, London, 29.11.2010
Primal Scream @ Olympia Grand Hall, London, 27.11.2010
Огромный зал лондонской "Олимпии" целиком заполнен людьми, съехавшимися сюда буквально со всех концов света. Повернешь голову направо - компания фанатичных испанцев, налево - три миниатюрные японки-харадзюку, разодетые в стиле "gothic lolita". Большинство из них точно знало, что окажется в этой точке пространства, еще 10 месяцев назад. И, конечно, большинство из них знает ответ на вопрос: "И что же именно вы хотите делать?" - "We wanna be free. We wanna be free to do what we wanna do. And we wanna get loaded. And we wanna have a good time. That's what we're gonna do... We're gonna have a good time. We're gonna have a party".
Отмотаем пленку назад. В феврале билеты на концерт Primal Scream, в рамках которого они должны были впервые в истории полностью сыграть эпохальный альбом "Screamadelica", разошлись за 12 часов. На рекорд не тянет, но с учетом площади зала (что-то около гектара), выглядит солидно. Позже к субботней дате (27 ноября) добавится пятничная, позже будет объявлен Screamadelica tour - но тысячи людей, сметающие билеты как горячие пирожки, об этом пока знают.
Ажиотаж можно было бы списать на внезапный порыв ностальгии, но едва ли главная причина состоит в этом. "Мы не собираемся переживать заново старые деньки", - подчеркивал перед концертом Бобби Гиллеспи (Bobby Gillespie), - "многие песни из тех, что мы записали в студии, никогда не исполнялись живьем. "I'm Comin' Down", "Shine Like Stars" и "Inner Flight" - они для нас как новые". И это тоже верно, но не вполне объясняет, чем важна и интересна "Screamadelica" сейчас. Для начала 90-х альбом, окончательно поженивший инди-рок и сцену клубной музыки, был безусловной вехой, рывком на несколько лет вперед. Но времена эйсид-хауса и штанов покроя baggy остались далеко позади, и "Скримаделика", чей прогрессивный саунд был отмечен первой в истории Mercury Prize, сегодня звучит как угодно, но только не свежо.
Вместе с тем найдется не так много альбомов, которые настолько четко передавали бы ощущение эйфории, гедонистической радости и умиротворения (радость имела не совсем легальную химическую природу, и то, что символ кислотной культуры, обложка с "солнышком" от покойного Пола Кэннелла, недавно появилась на марках британской почты, иначе как иронией судьбы не назовешь - ну так что с того?). То была радость вопреки: к 91-ому году надежды поколения "Э" на то, что новое Лето Любви сделает мир добрее, светлее и чище, на глазах обращались в прах. Тем ценнее становился миг счастья, которое не могло и не должно было остаться навсегда - и это чувство тоже впечатано в "Скримаделику" ("Таблетки не излечат меня от моих хворей, но на короткое время я почувствую себя лучше" - "I'm Comin' Down"). Так что же получается, ностальгия все-таки? Я так не думаю.
В чем Гиллеспи действительно не соврал, так это в том, что на сцене "Олимпии" происходила не реконструкция, а рекомбинация и переосмысление альбома. Потому как воссоздать оригинал не представляется возможным. У "Скримаделики" попросту нет канонической версии.
Ну как же? - возразят фанаты, - есть же студийная версия, зафиксированная на пленке, есть же нечто, выпущенное под каталожным номером CRELP 076. Есть, но что это: альбом? сборник ремиксов? Считать ли "Loaded" ремиксом на "I'm Losing More Than I Ever Have" или самостоятельным треком? Граница между оригиналом и репликацией на этом релизе расплывается окончательно, а составные детали, как грани кубика Рубика, можно вращать и вращать, получая все новые вариации, чем и занимались Primal Scream уже во время записи в 90-ом, отдав исходники (часть из них позже была опубликована) на растерзание клубным продюсерам. И тем же они занимаются сейчас в рамках проекта "Screamadelica Live".
Почти каждая песня с пластинки живьем изобретается заново. "Slip Inside This House" от эйсид-хаусного трипа уходит в сторону "отцовской" психоделической версии 13th Floor Elevators. "Higher Than The Sun" звучит как мэшап из миксов The Orb и Эндрю Уэзеролла (Andrew Weatherall) - из второго вырезана басовая линия Джа Воббла (Jah Wobble), остается пожалеть, что он в реконструкции участия на принимает. Нет и вокалистки Дениз Джонсон (Denise Johnson) - ее партию в нео-фанковой "Don't Fight It, Feel It" исполняет колоритная черная соул-мама (танцевать ей, впрочем, не стоило). Формальные медляки собраны в середине сета, им же досталась наиболее зрелищная часть видеоряда (увы, как и в случае с Chemical Brothers, никакие ютюбы не передадут и 10-й доли эффекта - масштаб тут все-таки имеет значение). Духовая секция в "I'm Comin' Down", возможно, и не дотягивает до Фэрео Сандерса (Pharaoh Sanders), инспирировавшего саксофонное соло в треке, но необходимую кульминацию обеспечивает. То, что эти песни до сих пор не играли живьем, лютое недоразумение да и только.
В конец сетлиста задвинуты два бесспорных фаворита - обернувшийся госпел-блюзом "Loaded" и "Come Together", 14-минутная сюита, в которой оказались перемешаны, кажется, все существующие миксы песни, включая оригинальный. Более совершенный финал шоу трудно вообразить.
О том, что музыка не просто собирает людей вместе, а объединяет их в некий демократический институт, а то и религию (есть и такая точка зрения), и одним из ярчайших примеров подобных вече являются британские рейвы рубежа 80-х и 90-х, написано немало песен, начиная с "Last Train to the Trancentral" The KLF и заканчивая гениальными мемуарами "Sorted for E's and Wizz" Pulp. Но в 70-минутной "Скримаделике" сошлось и совпало все, что необходимо для описания явления: от доверительных интонаций Гиллеспи (который, на минуточку, через 9 лет превратится в брызжущего яростью и нигилизмом социалиста) до смеха Слая Стоуна (Sly Stone), от фанка до хауса, от пения госпел-хора до сэмплов из пламенной речи Джесси Джексона (Jesse Jackson), от музыки белых до музыки черных, на уровне звука и на уровне визуального оформления. Ядро этого удивительного симбиоза Primal Scream удалось если не пронести через года, то по крайней мере собрать снова.
Underworld (ft. Silver Columns) @ Barrowlands, Glasgow, 26.11.2010
Год назад в совсем коротком отчете о московском сете Underworld Звуки рапортовали о том, что если есть на свете символ эпохи "trainspotting" и клубной лихорадки 90-х, то это безусловно авторы "Born Slippy", и вернуть ощущения того времени или хотя бы их видимость они могут в момент. За год группа успела выпустить альбом (или два, если к "Barking" прибавить компиляцию "Athens"), а Карл Хайд (Karl Hyde) - сменить блестящий пиджак на тельняшку а-ля Савелий Крамаров, журнал "Птюч" шотландские клабберы, вероятно, в глаза не видели (его функцию выполняли Dazed & Confused и i-D, ну или в крайнем случае Loaded) - но в остальном, и это крайне приятно отметить, атмосфера концертного безумия Underworld не претерпела изменений.
О "Barking" и его продакшн-команде, в которую вошли High Contrast, D. Ramirez, Dubfire и Paul Van Dyk, Хайду и Смиту (Rick Smith) довелось выслушать немало "приятностей", самой мягкой из которых было слово "промах". Излишняя тяга к коллаборациям и впрямь не довела "Мистера и Миссис Рождество" (как однажды назвали себя музыканты) до добра, и по уму основной и бонусный диски в специальном издании альбома следовало бы поменять местами. Потому что как только Underworld берут власть над собственными треками в свои руки, становится трудно упрекнуть их в отсутствии вкуса и чувства ритма.
Вечер в глазвегианском зале "Барроулендc", старом, несколько раз перестраивавшемся доме культуры и отдыха, одной из главных концертных площадок Шотландии, открывает местный дуэт Silver Columns, и видом, и звучанием напоминающий усеченный состав Hot Chip. Пара эстетов-очкариков за увешанной гирляндами пультом играет теплый, максимально очеловеченный и не слишком занудный электропоп, иногда позволяя себе немножко пошалить - в рамках очкариковско-эстетского чувства юмора. "А сейчас будет баллада", - и следом идет практически техно-хардкор с пульсом около 165 ударов в минуту. Шотландцам нечего поставить в вину, кроме того, что на сегодняшний день наивный инфантильный электропоп несколько утомил. Но для разогрева порядком накачавшейся пивом и сидром публики получасового сета более чем достаточно.
А дальше начинается оно самое.
Никакого шоу Underworld, в общем-то, и не делают. Как говорил персонаж фильма "ДМБ", "я сам меню" - роль шоумена, вокалиста, гоу-гоу-дансера и основного элемента визуального оформления выполняет прыгающий блохой по сцене Карл Хайд. Но в контексте зала и собравшихся в нем зрителей, среди которых находится, к примеру, седеющий мужчина, чья молодость точно выпала не на времена эйсид-хауса и драм-н-басса, такой сольный выход смотрится уместно и даже исчерпывающе. Эйфория и пот отдельно взятого человека иллюстрируют посыл Underworld лучше любого видеоряда. Видеоряд однако есть. Во время "Cowgirl" Хайд прибегает к нехитрому трюку: отходит за установленную справа прозрачную ширму, где два поочередно бьющих софита создают "театр теней". Просто до ужаса, убийственно эффектно, но по большому счету, разве нельзя сказать то же о музыке Underworld?
Но о музыке стоит сказать еще пару слов. Если "Scribble" мало чем отличается от альбомной версии, разве что звучит еще более буйно - на то он и d'n'b, - то "Always Loved a Film" по сравнению с рамиресовским миксом переделан значительно. Никаким поп-хаусом сегодня и не пахнет, драм-паттерны словно существуют сами по себе, но под мелодические куски люди за пультом их подгоняют на отлично. Хайд изредка берется за гитару, которую, впрочем, почти не слышно, и пару раз подходит к макбуку, но в основном развлекает народ.
Полуторачасовое действо завершает, разумеется, "Born Slippy", интро которого выныривает из-под техно-молотилова неожиданно, и потому танцпол, как это принято описывать, взрывается. В роликах, рекламирующих Sensation и тому подобные сходки, обязательно показывают такой момент: когда после секундной паузы многотысячная толпа словно переходит в режим замедленного действия и в едином порыве вздымает руки, символизируя любовь и счастье от наступившего прихода. Вот то же самое происходит на первых секундах главного боевика Underworld. И пожалуй, ради таких моментов стоит отправиться в Глазго, в Куала-Лумпур, да хоть на полюс холода.
Heaven 17 @ The Ritz, Manhcester, 25.11.2010
Возраст пришедших на шоу Heaven 17, приуроченное к юбилею их первого альбома "Penthouse and Pavement", навевает мысли о концерте группы Воскресенье. Манчестерский клуб Ritz - по-настоящему антикварное заведение, сохранившееся с 60-х, с дощатым танцполом и чугунными решетками на балкончике второго этажа - повидал и не такое. В 80-е годы в нем перебывали почти все герои местной инди-сцены, включая The Smiths, чей первый концерт прошел в "Ритце", и в отличие от расположенной неподалеку "Гасиенды", давно проданной и превращенной в апартаменты для состоятельных господ, клуб удержался на плаву. Но ощущения все равно странные: я силюсь найти в зале хоть одного человека, который был моложе чествуемого альбома. Тщетно. Большинство пришедших старше меня как минимум вдвое.
Удивительного в этом мало: "Penthouse and Pavement" не стал ни большим коммерческим хитом, ни сколько-нибудь культовой работой (будь здесь Питер Хук с программой "Closer", от людей в узких джинсах некуда было бы деться). Но появился он в интересное время и стал зеркалом этого времени. Гэри Ньюман (Gary Numan) выступает в программе Top of the Pops. Колумнист NME Пол Морли (Paul Morley) провозглашает синт-поп музыкой будущего. В уездном Бэзилдоне собирается группа, которой суждено в будущем стать "битлами" от синтезаторной музыки - Depeche Mode. Electronica, долгое время считавшаяся авангардом, оплотом передовой мысли, начинает производить поп-звезд и оккупировать чарты. Собственно, голод до чартов и стал причиной распада первого состава The Human League, от которого, разругавшись с Филом Оуки (Phil Oakey), отпочковались основатели Heaven 17, Мартин Уэйр (Martin Ware) и Йен Марш (Ian Craig Marsh). Уэйр жаждал экспериментов, Оуки - хитовых синглов. Идеологические разногласия осложнялись тем, что Оуки в качестве аргументов мог использовать подвернувшиеся под руку молочные бутылки, швыряя их в Уэйра. Тем забавнее выглядит ситуация, когда и Heaven 17, и Human League почти одновременно вернулись на сцену в 2010 году.
Концерт предваряет ностальгический диджей-сет, джентльмен за вертушками ставит неочевидные хиты новой волны вроде "Нормана Бейтса" Landscape, между ними беззастенчиво подсовывает "Better Than Love" Hurts и всячески призывает зрителей подвигать попой. Публика то ли в силу возраста, то ли от затянувшегося ожидания реагирует вяло - мол, не до твоих танцев сейчас. Движение в зале не начинается и после появления Неaven 17, зато с первой же песни Манчестер демонстрирует другое свое умение, отлично знакомое любому, кто слушал футбольные трансляции с "Олд Траффорд". Они поют. Поют громко, протяжно, слаженно, так, как если бы у каждого за плечами были три года практики в школьном хоре. Завораживает - не то слово.
Heaven 17 - чинные Уэйр и Гленн Грегори (Glenn Gregory) в строгих пиджаках, саппорт-бэнд в составе гитара, бас и электронные ударные плюс эффектная блондинка Билли Годфри (Billie Godfrey) - играют "Penthouse and Pavement" от и до, придерживаясь альбомного треклиста, благо он драматургии хорошего концерта соответствует почти идеально. Для разгона - хлесткая, откровенно анти-правая и политически некорректная (по меркам синт-попа уж точно) "(We Don't Need This) Fascist Groove Thang". И сразу становится ясно, засчет чего треки с пластинки могут выиграть в живом исполнении. Пионеры индастриала Cabaret Voltaire то ли в штуку, то ли всерьез говорили, что всегда хотели играть фанк, а получилось, ну, то, что получилось (на фанк не очень похоже). Так вот у "Penthouse and Pavement", пусть он и был создан средствами электроники, на самом деле мощная соул-фанковая подкладка, тот самый "groove thang". Да и клич "братья! сестры!" в припеве первого трека тоже ведь не с потолка взялся.
Гленн Грегори: - Следующая песня - "Play to Win"... НЕТ!
Мартин Уэйр (обреченно): - Он абсолютно бесполезен.
Гленн Грегори: - Как называется альбом, который мы играем? (нестройный хор выдает правильный ответ) Вот это название следующей песни.
Сперва "Penthouse and Pavement", следом, верно, "Play to Win", - связка из двух песен на сквозную для альбома тему культуры яппи, прикрывающей деловым костюмом и чувством собственного профессионализма душевную пустоту - и после нее напрашивающийся мелодраматичный поворот, "Soul Warfare". Во время "Play to Win" особенно заметно, насколько просто и умно выстроена сценография шоу. Два экрана с цветными лампочками по флангам выдвинуты чуть вперед, сразу за спинами Уэйра и Годфри, центральный располагается сзади - вот вам и эффект глубины. Видеоряд при этом незамысловатый, пиксельный, что называется, но соответствует духу времени (мы ведь о 81-ом годе, не забывайте) и изящно обыгрывает каждую песню.
Первая сторона "P&P" исчерпана, и группа берет символический тайм-аут. "Ball of Confusion", старый Motown-овский хит (еще одна мелочь в пользу гипотезы о соул-корнях группы), в 83-ем переделанный Уэйром под нужды Тины Тернер (Tina Turner), превращается в бенефис Билли Годфри, вытягивающей сложнейшие партии и отправляющейся отдыхать за кулисы.
Гленн Грегори: - А это самая первая песня, которую мы записали как Heaven 17...
Мартин Уэйр: - Ну чтобы посмотреть, может ли он вообще петь.
Гленн Грегори: - Вот же ты зараза.
Вокалист берется за акустическую гитару и при поддержке Уэйра исполняет проникновенную "Wichita Lineman" Глена Кэмпбелла. Лирическая пауза завершается совсем уж неожиданно: Грегори берет пару аккордов, и в них немедленно распознается... "Don't You Want Me Baby?" The Human League! Насмешка над соперниками или дань уважения им? И то, и другое.
Назад к "Penthouse and Pavement". "Geisha Boys and Temple Girls" - самая неудачная песня на альбоме, неуклюжая попытка обыграть японщину, к тому же сильно напоминающая о творчестве дуэта Кар-Мэн (мальчики-гейши? эмм), но без нее не обойтись, записали же когда-то. Еще одна песенная связка, теперь о ядерной угрозе, "Let's All Make A Bomb" и "The Height of the Fighting", вслед за ней приглушенная "Song With No Name", в которой роль первой скрипки достается Грегори. И тожественным финальным аккордом "We're Going Live For a Very Long Time", где манчестерский хор работает уже в полную силу.
На этом все, но от такой аудитории по собственной воле после часа выступления не уходят. В дело идут лучшие хиты ("I'm Your Money", "Let Me Go"), очередь доходит и до "Temptation", во время которой - и в это сложно поверить, если вспомнить средний возраст пришедших деревянный пол натурально дрожит. На прощание, уже на бис звучит пронзительная и гораздо более камерная по сравнению с оригиналом "Party Fears Two" памяти покойного Билли Маккензи (Billy McKenzie) из The Associates.
Шоу имени одного альбома - изначально сомнительный формат, но если действительно продумывать его как шоу, с убедительной и ненавязчивой драматургией, он убирает любой стадионный концерт.
A Place to Bury Strangers + Dark Horses @ XOYO, London, 24.11.2010
В конце ноября выпускающий редактор Звуков оставил боевой пост и на неделю отправился в Британию, чтобы посетить несколько выступлений лучших групп прошлого и настоящего, оценить, насколько жизнеспособен формат "шоу имени одного альбома", и своими глазами увидеть клубно-концертную "текучку" на Туманном Альбионе.
Концертный график сложился таким образом (я не нарочно, просто совпало), что каждый исполнитель представлял не столько даже конкретный жанр, сколько определенную эпоху: за начало 80-х отвечали ветераны синт-попа Heaven 17, отмечавшие 29-летие своего первого альбома; за начало 90-х - Primal Scream, решившие напомнить о легендарной пластинке "Screamadelica"; за вторую половину 90-х и начало 00-х - мастера рейва Underworld; наконец текущий момент принадлежал американцам The National, в этом году вышедшим на пик популярности. А в качестве аперитива были выбраны те, кому еще предстоит отвоевывать свое место в истории, и это будет уже история "десятых".
Лондонский клуб XOYO, где должны были выступать нью-йоркские шугейзеры A Place To Bury Strangers и совсем еще зеленые новички Dark Horses, к московскому "XO" отношения (к счастью) не имеет. Небольшое подвальное заведение в районе Олд Стрит, хотя и заточено под клубные вечеринки, пока только начинает обрастать событиями, а потому рок-концертов тоже не чурается.
Хваленая пунктуальность английских промоутеров на этом уровне, видимо, не работает: в означенное время "doors opening" двери не открываются. Не открываются они и через полчаса, и только через час, когда у клуба собирается некое подобие очереди, мы попадаем внутрь. Я пишу это не в оправдание местной привычки начинать концерты "когда получится", но справедливости ради надо уточнить, что с подобным отношением можно столкнуться не только у нас.
Прожиточный минимум зрителей в зале - и на сцене появляются Dark Horses, команда с мистическим имиджем, туманным будущим и большими амбициями. У них только что вышел первый сингл, но ходы расписаны, кажется, на полгода вперед. Не удивляйтесь, если в 2011 году вы увидите их в расширенных списках лучших новых групп - эти возьмут если не музыкой, то фактурой. А фактура такова: "Лошади" объединяют в себе две относительно популярных ветки. С одной стороны, нордическую холодность и тягу к мистицизму, свойственную скандинавам в диапазоне от Fever Ray до виртуального проекта iamamiwhoami (дают знать о себе шведские корни вокалистки DH Лизы Элль), с другой - мрачноватый арт-панк с отсылками к раннему гот-року. Подозреваю, что группа будет всячески отплевываться от ярлыка "готы", но тем настойчивее его будут на нее лепить. Мистерия поддерживается на должном уровне: в одной из песен на сцену выходит человек в очках сварщика и принимается лупить розгами по металлической бочке. Для полноценного шоу у Dark Horses пока недостаточно песен, но в целом впечатление они оставляют недурное.
A Place to Bury Strangers, напротив, ресурсами не разбрасываются, предпочитаю всю энергию, эмоциональную и электрическую, аккумулировать в колонках и педалях фидбека. Звук погромче, ревер до упора, и пошла писать губерния. Толку от этой атаки немного: первые полчаса APTBS состыковывают два альбома The Jesus and Mary Chain, "Psychocandy" с его шумом и яростью и "Automatic" с его машинным ритмом и простыми песенными структурами. Трудно отделаться от ощущения, что Оливер Акерманн (Oliver Ackermann) и компания слишком увлекаются русской народной забавой "разбивание горшков оглоблей вслепую", иногда попадая в цель, но в основном играя на нервах у зрителей. Кто-то вспомнит, что и ранние концерты Jesus and Mary Chain протекали по схожему сценарию, но те выступления длились не более 20 минут и заканчивались разгромом концертной площадки, то есть формат панк-шоу соблюдался на все сто процентов. Сегодня пришедшие в лучшем случае прикрывают уши, спасаясь от громкости гитарных запилов, но в целом реагируют вяло - головы тут, что бы ни утверждало название второго альбома APTBS, не взрываются. Происходящее обретает смысл в последние 20 минут, когда нью-йоркцы переключаются в режим затяжного психоделического джема. Но стоило ли стоически дожидаться его весь концерт?
Репортажи нередко заканчиваются призывами и рекомендациями местным промоутерам - непременно привезти, пока свежо и горячо. Что ж, в отношении APTBS хочется дать противоположный совет. "Не везите". Есть масса групп, которые обыгрывают Акерманна на том или ином поле. Недавно побывавшие в Москве и Питере HEALTH куда изобретательнее, Wavves, Black Lips или Brian Jonestown Massacre, взять хотя бы троих для примера, просто более дикие, а с сонграйтингом гораздо лучше обстоят дела у тех же Black Rebel Motorcycle Club, которых мы, по счастью, очень скоро увидим в России.
пятница, 3 сентября 2010 г.
Tori Amos: interview, 07.10
- Вы недавно выступали на джазовом фестивале в Монтре. Серьезная высота. Как все прошло?
- Прекрасно. Я была сильно взволнована, потому что перед тем, как выйти на сцену, встретилась с Куинси Джонсом. Я сперва не обратила внимания на то, что он будет там. Когда я впервые играла в Монтре в 1991 году, он тоже был рядом, но я постеснялась подойти и сказать «Здрасьте». То шоу в Монтре было первый настоящим, большим концертом за рубежом в моей жизни, и пригласил меня туда именно Куинси Джонс. 19 лет прошло, и мы так и не познакомились за это время, а тут он сидит у меня в гримерке! (голос Тори заметно дрожит) Мы просидели полчаса, просто разговаривали, он расспрашивал меня о мюзикле, который я готовлю. Он подписал мне пластинку с саундтреком к «The Italian Job», рассказал о том, как работал с Фрэнком Синатрой. Я поверить в это не могла! Сижу и болтаю с Куинси Джонсом как со своей мамой!
- Вы сейчас выступаете сольно, а это почти всегда приличный стресс, вызов, даже для опытного музыканта. Почему вы решили обойтись без бэнда в этот раз?
- Это испытание, да, тебе приходится тащить представление в одиночку. Но в то же время сольный концерт дает возможность достичь невероятного уровня близости с аудиторией. Это разговор наедине со зрителем, даже если в зале множество людей — ты говоришь с ним, он — с тобой. Один на один. Ты гораздо более уязвима, когда выступаешь одна. Но при правильном подходе ты можешь покорить мир. Если устают голосовые связки, ты не можешь себе позволить попить водички. Ты не можешь выключиться на 30 секунд, пока идет соло. Нужно уметь держать темп, точно рассчитывать силы, тщательно продумывать порядок песен в программе. Поэтому сольные концерты я выстраиваю совсем по-другому. Я думаю, что необходимо что-то менять в своей жизни и в практике живых выступлений — и это одна из причин, почему я начала делать сольные шоу. Не хочу терять хватку.
- А для вас есть разница, выступать перед большими аудиториями или в камерной обстановке?
- Разница в том, что ты играешь для них по-разному. Я недавно играла на фестивале в Брюгге - открытая площадка, тысячи и тысячи зрителей (шум! гам! воздушные шарики!) - и это выступление сильно отличалось от того, что было в Монтре. В Монтре была совсем интимная обстановка, гораздо более концертная — в классическом смысле слова. Разница в атмосфере огромная, что, конечно, необходимо учитывать, когда готовишь сетлист.
- Я говорил с Сюзанн Вегой в прошлом году, и она отмечала, что помимо Больших Хитов, существуют маленькие локальные хиты. Песни, которые не получили общего признания и не штурмовали вершины чартов, но конкретная публика их любит, помнит наизусть и ждет. Вы замечали за своими поклонниками что-то подобное?
- Да, они нередко удивляют меня в этом смысле. Это всегда изумительно, видеть, как тебе подпевают, выяснять, что люди знают тексты отнюдь не радиоформатных синглов. Особенно в вашей стране, где английский для слушателей не является родным языком.
- Когда заканчивается песня, последняя нота сыграна и в зале, перед тем, как публика начинает аплодировать, на короткое время повисает тишина... что вы обычно ощущаете в этот момент?
- (долгая пауза) Никогда об этом не задумывалась. Дайте подумать... Знаете, в этот момент ты вообще ничего не чувствуешь, это такое слепое пятно. На какие-то секунды время замирает, и ты останавливаешься. И твоя аудитория получает шанс что-то сказать тебе, а ты должна будешь ответить им. Так что эти моменты принадлежат им.
- Вы, если память не изменяет, однажды назвали свои песни вашими «дочерьми». Придерживаясь этого сравнения — дети растут? Я имею в виду не столько аранжировки, сколько героинь песен.
- Интересный вопрос. Образы, какие-то картинки, которые стоят у тебя перед глазами, безусловно меняются со временем, и песни, написанные 20 лет назад, ощущаются не так, как 20 лет назад. Потому что жизнь меняется. Образы в голове меняются. И песни растут. Они же не обязаны быть привязаны к одному единственному моменту в моей жизни, они могут сопровождать меня изо дня в день.
- У вас был отличный кавер на «Manha de Carnaval», классический для боссановы номер. Существует тьма версий этой песни, а вам все равно удалось привнести в нее что-то новое. Вы ее играете на концертах?
- (напевает) I'll sing to the sun in the sky... Оно?
- Да.
- Помню ее. Я записала ее в 2000-м году для того фильма с Томом Крузом...
- «Миссия невыполнима 2».
- Да. Кажется, я играла ее какое-то время в туре, который был в 2000-м, но с тех пор исполняла нечасто. Вообще-то можно ее снова поиграть, это мысль.
- Расскажите о последнем альбоме «Midwinter Graces». Он с одной стороны кажется какой-то чудовищной авантюрой, а с другой — вполне логичным продолжением вашей нынешней карьеры.
- Даг Моррис (президент Universal Music Group) предложил мне записать его, и когда мы с ним обсуждали эту идею, я подумала, что это может быть интересно, Могла получиться катастрофа, а могла, при условии, что я все сделаю правильно, — великолепная работа. Я решила вернуться к старой концепции «вариаций на тему», взять классические песни и перенести их в 21-й век. У меня не было никакой уверенности в том, что они будут... резонировать с человеком нашего времени, и в то же время доносить послания, которые были заключены в них во время написания. Вот такая задача перед мной стояла.
- Что вдохновляет вас сегодня?
- Я многое черпаю из визуального искусства. Я изучаю его по мере того, как перемещаюсь по свету, запасаюсь арт-альбомами, когда отправляюсь в тур. Это совершенно другой медиум, среда, абсолютно не похожая на музыку, и может быть поэтому, она часто служит источником новой искры. Наверное, в мире визуального я задействую какую-то другую часть своего мозга. А еще, путешествуя, я часто наблюдаю за людьми. Каждый человек поистине уникален, хотя не всегда понимает это. Но это правда. Поэтому наблюдать за ними, просто сидеть и смотреть, доставляет такое удовольствие. Реакции людей на то, что происходит с ними, - удивительный, неиссякаемый источник новых впечатлений.
- К слову о медиумах: вас, наверное, раз сто спрашивали, но я спрошу в сто первый. Вам в литературу уйти не хотелось? У ваших песен ведь сильная литературная основа.
- Я готовлю мюзикл по мотивам сказки Джорджа Макдональда («The Light Princess», 1864 г.). Сейчас мы с Британским Национальным Театром обсуждаем его будущую постановку. Так что на ближайшее время с медиумом я определилась. У меня не было желания написать роман как таковой, мне все-таки ближе музыка, и мюзикл в этом смысле удобная следующая ступенька. Посредством музыки тоже можно рассказывать истории.
- Вас до сих пор захватывает тема греха и покаяния? У вас же очень религиозные песни, вот буквально в том исходном значении слова «religio», которое предложил Сенека: переживание собственной связи с богом.
- Мне кажется, это что-то, заложенное на генетическом уровне. Такова моя природа, и с этим ничего нельзя сделать. И если вы начнете копаться во мне, посмОтрите на меня как на структуру здания, то эту тему вы найдете в самом фундаменте. У каждого человека есть свой фундамент, каждый человеческий храм покоится на каких-то несущих конструкциях. И если мы говорим о «храме Тори», то в его основании лежит чувство вины. Это часть, которая была встроена в меня еще тогда, когда я была ребенком, а возможно, что и до моего рождения. Именно поэтому я всю жизнь пыталась найти в храме другие основы духовности, переопределить для себя некий высший авторитет, переопределить бога, верховного творца и демиурга, через «нечестивые госпелы». Это очень доставало моего отца, потому что (тяжело вздыхает)... он не принимает их. Я хотела открыть свое сердце и свою душу для того, о чем говорили ранние христиане, до того, как слово бога было искажено католической церковью. И сейчас искажается церковью в Америке. Так что да, я по-прежнему исследую эту тему, пытаюсь найти некий баланс между культурами, не доверяя единственному
авторитету веры. Я по-прежнему задаю себе вопросы.
- Ну а если говорить не очень серьезно, есть ли у вас то, что называется «guilty pleasures»?
- Еда (смеется). Вино. Туфли. Загорать люблю. Я — солнцепоклонник.
вторник, 31 августа 2010 г.
James Lavelle (UNKLE): interview 10.04.10
"Работать надо"
Узнав о том, что ремикс UNKLE на песню Metallica будет переиздан на виниле в честь Дня Музыкального Магазина, худрук проекта Джеймс Лавелль (James Lavelle) выражает полное недоумение: "Наш ремикс?! А на другой стороне "Paranoid" Black Sabbath? На виниле?.. Да это бутлег какой-то. Первый раз об этом слышу". Похоже, лейбл Mercury, владеющий правами на трек, забыл поставить его в известность. Или же сам Лавелль, привыкший к тому, что его работами пользуются без спроса (так после выступления в середине 2000-х кто-то умыкнул у него 5 компакт-дисков с черновым материалом прямо с пульта), не обратил внимание на новость. Что ж, к числу людей, которые начинают каждое утро с нагугливания своего имени, он явно не принадлежит.
Лавелль говорит неохотно. Не потому, что не любит людей, а скорее потому что хочет потратить время с большей пользой. Не будь он трудоголиком, он непременно закуклился бы в своей клубной ипостаси (тем более, что спрос на его ремиксы не упал - см. прошлогодний сборник "Global Underground") и время от времени выпускал бы клоны дебютного и наиболее успешного альбома UNKLE. Но время "Psyence Fiction" давно прошло, а клубная площадка для амбиций Джеймса мала. В мае UNKLE - сейчас кроме в его основу входит также Пабло Клементс (Pablo Clements), экс-участник Psychonauts и знакомый Лавелля еще со времен трип-хоповой колыбели Mo' Wax - выпускают четвертый студийный альбом "Where Did The Night Fall". О нем, бесчинствах российских пиратов, социальных сетях и предстоящих концертах в России Звуки и беседовали с Джеймсом.
Звуки: Как бы вы описали "будничный день UNKLE в студии" во время работы над "...Night Fall"?
Джеймс Лавелль: А у нас не бывает будней. Каждый день происходит что-то новое. Музыка требует небудничного подхода, неважно саундтрек это или альбом. Ну вот последние два дня мы снимали видео, в субботу (10 апреля - прим. Звуков) буду диджеить, в воскресенье - еду в Париж, в среду - в Германию, потом возвращаюсь в Лондон и снова за работу.
- Звуки: Вы говорили, что не любите социальные сети, форумы и вообще интернет. В 2009-ом вы завели блог и писали в нем о работе над альбомом. Но в конце года бросили. Надоело?
-
Джеймс Лавелль: Занят был. Столько всего нужно было сделать, а я не из тех, кто просиживает штаны за компьютером, когда есть, чем еще заняться. Нет, это здорово, что есть люди, которые любят писать в блогах, обмениваться мейлами. Мне просто нужен... покой. Иногда мне хочется побыть в своем мире, ничего никому не объяснять. Интернет затягивает, ты начинаешь беспокоиться из-за того, что с тобой никто не хочет общаться. - Звуки: А вам нужна приватность?
Джеймс Лавелль: Вроде того. Если мне есть, что сказать, я скажу. А так я лучше над пластинкой новой поработаю.
Звуки: Стив Даб (Steve Dub), занимавшийся микшированием вашего альбома, довольно известный профессионал, но боюсь, в нашей стране его имя мало кому что говорит. Расскажите о нем.
Джеймс: Записи Chemical Brothers ("Exit Planet Dust", "Surrender", "Come With Us" и др. - прим. Звуков). Leftfield. Roots Manuva ("Awfully Deep" - прим. Звуков), Alabama 3. Он приложил руку ко многим альбомам, которые люди конечно же слышали, даже если они не знают, что он там был. Он отличный инженер с... как бы это назвать, очень английским почерком, воспитанный, с одной стороны, на дабе, с другой - на рок-музыке.
- Звуки: Насколько велика роль других участников UNKLE в проекте?
- Джеймс: Я бы сказал, что UNKLE - это коммуна, сообщество музыкантов. Так получилось, что человеком. вовлеченным в него долгое время, оказался я. Сейчас я работаю с Пабло Клементсом, Джеймсом Гриффитом (James Griffith из Lake Trout - прим. ). Джоуи Кэдбери (Joey Cadbury) из South многое сделал для альбома... Есть те, с кем мы сотрудничаем постоянно, а есть те, с кем пересекаемся только раз, но все равно UNKLE - не мой личный проект. Это всегда коллективная работа, в одиночку я бы ее просто не потянул. Кто-то делает записи, кто-то занимается рекламой и мерчендайзингом, кто-то - клипами. А я вовлечен во все сразу.
Джеймс: Дизайн делал Бен Друри (Ben Drury), один из тех, с кем мы сотрудничали с незапамятных времен. Он оформлял все альбомы UNKLE. Дизайн всякий раз подгоняется под музыкальную вселенную пластинки, в этот раз она более женская, более психоделическая, более сексуальная. В этот раз мы обратились к фотографии, а не к изобразительному искусству, как обычно.
Звуки: Трудно ли адаптировать студийные треки под живые выступления?
Джеймс: Не то что бы. Мы же не стараемся повторить нота в ноту все, что записано в студии. И мы не возим с собой струнный оркестр. Три гитариста, два ударника - вот и весь концертный состав. Я бы сделал большое, масштабное шоу, но наши финансы сейчас не позволяют рассчитывать на что-то подобное.
Звуки: Марк Ланеган (Mark Lanegan), записавший вокал для одной из песен с вашего альбома ("Another Night Out"), будет выступать в Москве на следующий день после вашего концерта. У нас есть шанс увидеть его на сцене вместе с вами?
Джеймс: Я пока не уверен, но мы подумаем об этом, может быть удастся договориться.
- Звуки: После вашего прошлого визита в Москву, в 2007-ом, нашлись люди, которые были не то чтобы недовольны, но удивлены такому ходу, как использование вокальных сэмплов, хотя было очевидно, что ни Том Йорк или Йен Браун не будут гастролировать с вами постоянно.
- Джеймс: Слушайте, ну у Тома Йорка уже две группы - и что, он будет таскаться за нами, чтобы спеть по одной песне на каждом концерте? И потом, я не думаю, что публика сетует на отсутствие вокалистов на концертах Chemical Brothers или Massive Attack (тут Джеймс немного ошибается: Massive Attack записанный вокал на концертах не используют - прим. ). Я помню московское шоу, реакция публики была фантастической, по-моему, все остались довольны.
Звуки: Вы со Спайком Джонзом (Spike Jonze) делали фильм о скейтбордистах. И клип на песню "Heaven" был смонтирован из кадров того фильма. Получился своего рода гимн скейтбордерам. Это как-то идет в разрез с тем, что вы задумывали сначала, когда только писали "Heaven"?
Джеймс: Нет. Я вообще не думаю, что нашу музыку можно неправильно интерпретировать. Я же знал, что Спайк снимает фильм о бордерах, и знал, как он использует нашу песню. Видео создает дополнительный контекст, но испортить музыку оно не может.
Звуки: Вы говорили, что ваш предыдущий лейбл Mo' Wax был в первую очередь арт-проектом, а новый, Surrender All, скорее попытка выстроить бизнес-модель. Насколько тяжело сегодня музыканту зарабатывать на хлеб самостоятельно? Это вообще возможно?
Джеймс: Да! Эффективных методов полно, на самом деле. Но это нелегко, и сегодня работать нужно усерднее. Можно писать музыку к фильмам, телепрограммам, рекламе и зарабатывать таким образом. Можно часто гастролировать. Можно диски продавать, в конце концов. Хотя все это не так просто, как было раньше.
- Что самое тоскливое в сегодняшней ситуации: сейчас есть гораздо больше возможностей продавать музыку, поскольку коммуникации стали на порядок лучше, но музыка стала доступнее, и теперь люди решили, что она должна быть бесплатной. Особенно в вашей стране, где ситуация с защитой авторских наиболее плачевная. Большинство торрент-пиратов сидят в России. Это же очень раздражает: люди говорят тебе, как сильно они любят твое творчество, но платить за него они не собираются. Вы же не приходите в магазин с расчетом бесплатно прихватить пару "сникерсов" или футболку. Вы готовы платить за работы Дэмьена Херста (Damien Hirst, современный английский художник) или Энди Уорхола (Andy Warhol). Почему вы не готовы платить за то, что делаем мы? Это же не так дорого. Ребята, пластинка стоит как два стакана пива (в Британии, видимо - прим. Звуков). Это же несерьезно. Я не вижу ничего сатанического в том, что люди скачивают музыку. И такая вещь как бутлеги появилась не вчера, когда мы были детьми, мы переписывали кассеты NWA или Public Enemy и делали микстейпы, но в конце концов мы покупали эти альбомы, если была возможность. Куда делась та этика? Нужно же иметь хоть какое-то уважение!
Джеймс: Подожди. Что??
Звуки: ... он будет издан вместе с версией "Paranoid" Black Sabbath, на виниле, ограниченным тиражом.
Джеймс: Первый раз слышу об этом. На виниле? Наш ремикс? Вместе с Black Sabbath? ... Да это бутлег какой-то!
Звуки: Какой будет музыка нового десятилетия? Понятно, что сейчас еще рано говорить об этом, но какие-то очертания вы уже угадываете?
Джеймс: Не знаю, музыка становится все более и более эклектичной, все труднее становится проследить какие-либо очевидные влияния. Мы движемся в сторону психоделического рока. Мне очень нравятся работы Дэмьена Херта, но ведь и он вдохновлялся чьим-то творчеством. Или скажем, Пикассо - он находил вдохновение в наскальных рисунках. Происходит не столько движение вперед, сколько обмен информацией, очень интенсивный. Как огромный снежный ком, собирающий все больше и больше кусочков. И каждый раз. когда ты думаешь, что видишь или слышишь что-то новое, ты тут же находишь ссылку на прошлое.